Скромно предоставляю вам сие мое произведение...

Это только начало, дальше пойдет основная часть...

Прочитайте, пожалуйста и оцените завязку.

И не продай душу своя
Он пришел к себе домой. Мать открыла ему дверь и ласково обняла его. Ей исполнялось семьдесят два. Он поздравил ее и протянул подарок. Мать с улыбкой пропустила его в дом, разворачивая обертку. Он подарил ей новые очки, о которых она долго мечтала. С детской радостью невысокая симпатичная старушка тут же надела их и расцеловала сына в обе бледные щеки. Она была счастлива.
В комнате его ждала сестра - милая, тоже темноволосая девушка. Она кинулась к немуf на шею и крепко обняла. Он был рад встрече, как никогда. В комнате были еще некоторые гости. Он знал их всех: его тетя, которая впервые позволила ему напиться, дядя, который рассказал об этом его матери...
Они сидели за прекрасно накрытым длинным столом, новорожденная во главе стола. Его мать была счастлива: семья не собиралась вместе уже два года. И он, наконец, бросив все дела, сам прилетел поздравить ее.
Было много разговоров о прошлом, потом принесли пирог... в общем, они отпраздновали так, как никогда раньше.
Под вечер он говорил уже только со свей сестрой. Она ничуть не изменилась, осталась такой, какой он запомнил ее на ее двадцатом дне рождения. У нее были тонкие губы и нежные черты лица. Большие черные глаза ее особенно выделялись на бледном лице, гармонируя с черными, как у него, волосами. Она всегда одевалась изящно и просто. Сейчас на ней было синее платье. Сестра расспрашивала его о работе.
Ему было сорок два, и он уже достиг всего в жизни. Он честно зарабатывал свои деньги, но этого было достаточно, чтобы содержать мать так, чтобы та ни в чем никогда не нуждалась и могла позволить себе купить что-нибудь порой просто роскошное. Он недавно получил новую работу, но должен был жить не с семьей, что, как ни странно, ему не помешало.
Все было прекрасно в этот вечер.
Когда часы отбили полночь, все говорили о том, что он прекрасный человек и добился всего сам. Зашла речь о его душе. Это, несомненно, сказывалось в его дяде выпитое вино.
-Да ты и душу свою как воспитал, посмотрите-ка! - говорил дядя, приподнимаясь и хлопая его по спине.
-Что ни говори, это так, - подтвердила тетя, придерживая его пиджак, чтобы тот не упал со спинки стула.
Он не отвечал на эти комплименты. Сестра, гордясь братом, улыбалась. Ее лицо сияло чем-то проникновенно высоким и теплым.
-Ты, наверное, любую бы душу так перевоспитал! - не унимался дядя, любивший рассуждать на подобные темы.
-Наверное, - он отпил вина из бокала и отметил про себя, какое стекло прозрачное и чистое, как светло горят свечи.
-И душу дьявола тоже? - разгорячился дядя.
-Что ты такое говоришь! - взволновались мать и тетя. - Как можно!
-Все-то ты любишь рассуждать о том, что не должно понимать людям обычным! - тетя резко осадила его и убрала бутылку с вином со стола, хотя ей отчего-то тоже был интересен его ответ.
Он подумал. Вопрос, действительно, был очень и очень интересный. Долго он взвешивал все варианты ответов и, заметив, что все-таки все с интересом смотрят на него, произнес, пожимая плечами:
-Да.
-Да? - переспросил кто-то у него за спиной тихим хриплым и низким голосом. Ему показалось, что вокруг все наполнилось огнем. Ледяная капля пота упала с его щеки на стол. Все вокруг замерло, словно смылось; словно все происходило предельно медленно по сравнению с его движениями. В нем загорелось желание обернуться, но было страшно. Что-то, что было за ним, за спиной, было самым опасным в мире, он чувствовал это всем телом. И все же разум победил, и он повернулся.
За его спиной стоял высокий человек в черной длинной одежде. Его короткие волосы, разметавшиеся в разные стороны были похожи на тлеющие угли: они то чернели, то отблескивали хищным алым огнем, то покрывались золотистым блеском. Его лицо было очень красивым, словно олицетворяло красоту, чистую и непорочную. Его губы были бледны. Но было в его лице то, что пугало и заставляло жаться к земле, чувствовать себя прахом. То, что заставляло бежать и не давало пошевелиться. То, что съедало живьем, сжигая изнутри, словно ненависть и боль. Что-то сильнее всех человеческих эмоций, что-то сильнее самого страха. Что-то, что нельзя ни с чем сравнить.
На миг их взгляды встретились, а потом появившийся опустил глаза.
Но в его душе остался неизгладимый след; ему показалось, что раскаленное железо прошлось по его сердцу, хотелось кинуться бежать, но он сидел так, прикованный взглядом к лицу неизвестного.
-Ты сказал, что исправишь даже душу Дьявола, смертный. Выполняй же тобою данное обещание! И да будет тебе уроком слова же твои, ибо смерть узнаешь ты, живым бывши; ибо кровь узнаешь ты, бывши мертвым; ибо прах узнаешь, не имея тела; а душа твоя с моею сольется. И да будет так, пока не простят высшие душу твоя, покрытыя пеплом и смрадом Преисподней. И крепче слово мое будет, чем клятва пророка, ибо слово твое, человек, на земли закон, и на небесах.
Неизвестный говорил, а его охватывал страх, но было поздно.
Пришедший сделал пару шагов вперед и сразу, как только губы его сомкнулись, где-то ударила молния; тут же пошел жуткий ливень, гроза ударила прямо в его дом, она прошла по стенам и, не причинив вреда им обоим, связала его по рукам и ногам. Рубашка порвалась от ветра, разбившего стекла и трепавшего его волосы. Все, кто ранее сидел с ним за столом, пропали куда-то. Все словно заволокло туманом, но он видел все очень четко. Неизвестный наклонился к нему и, словно разрывая его на части, стал проходить сквозь его грудь. Дикая боль пронзила его до кончиков пальцев. Он закричал, но из-за ветра и грозы он не слышал собственного голоса. Казалось, что сердце сейчас разорвется от боли, пальцы впились в ладони, и маленькие ручейки крови потекли из-под ногтей. Он подумал, что его позвоночник сейчас сломается. Каждый позвонок что-то теснило изнутри. Словно все ребра перевернулись, сердце билось бешено, то вдруг останавливалось, то колотилось изо всех сил. Ему не хватало воздуха, а сил на вдох не было. Он думал, что сейчас задохнется или захлебнется. Он почувствовал, как в его душу вливается какая-то непонятная ненависть, но жгучая и нестерпимая. Черная зависть ко всему и желчь, которой нет конца, тонкими струйками просачивались в его сердце. Словно картины древних битв и пыток ворвались в его разум. Он думал, что виски сейчас треснут, но по венам только быстрее текла кровь, почему-то похожая на кровь тех, кого он убивал. Но разве он убивал кого-то? Нет, это не он! Но теперь они - одно целое. А это значит, что он тоже убивал. Он постепенно осознавал, что его засасывает в какой-то круговорот неизведанных отвратительных чувств и неизведанных наслаждений. Словно река крови, неслась вокруг него жизнь, и он переставал видеть в ней смысл. Его раздражало то, что он не может уничтожить все, что видит. Нестерпимое желание насладиться всем на этой земле наполнило его. Он испытывал потребность убивать и насиловать. Ему казалось, что все, что он имеет - ничтожно, что ему нужно больше, что ему нужно все! Ему нужно все и любой ценой. И наплевать, что там, наверху, кто-то есть! Наплевать на суд! Он сам устроит суд здесь, на этой земле! Он подчинит все себе, все будет принадлежать ему и пресмыкаться! В Преисподнюю ангелов! В Преисподнюю все человечество, на колени его!
Он сорвал с себя остатки рубашки и обозлившимися глазами посмотрел в зеркало. Его волосы стали белоснежными - тело плохо выдержало боль. Но плевать на это. Он стоял посреди пустой комнаты, природа бушевала. Молнии то и дело ударяли в его дом и проходили по его телу. Но он только ухмыльнулся своему отражению, чувствуя непреодолимую жажду, которую он ни с чем не спутает. Когда следующая молния озарила комнату, ее стены были забрызганы кровью. Он сжал кулак и ударил в зеркало. Маленькими кусочками стекло полетело на пол.
Его лицо приняло самодовольный оттенок, улыбка растягивалась все шире и шире, пока он, наконец, не разразился душераздирающим смехом, леденящим кровь в жилах. Его лицо было переполнено спокойной злобой и ненавистью ко всему миру, который он с удовольствием разрушил бы.


"Не бейте пианиста, он играет как умеет."

ЛОЛ.
У меня нет сил копировать все "шедевры", все пёрлы в этом тексте. Но леденая капля пота падающая на стол - это нечто.
Требую пренести в "юмор" И там смело можно будет написать "автор писчи ещё"......

herrberger,

Да ладно, это все дело поправимое. Хорошая редакция, конечно, не помешала бы, но сама попытка уже достойна уважения.

Если это только завязка, то я хотел бы отметить ее быстротечность. Но посмотрим же, что будет дальше! Надо видеть работу в полном объеме.

Мне нравится поставлю 4+!!!

Да, я тоже хотел бы почитать продолжение.
Но по любому приветствую молодую писательницу на нашем форуме и желаю дальнейших успехов на литературном поприще

Язык неплохой, но никакой изюминки ну совсем не увидел Хотя всматривался и вчитывался, честно! Начало было интригующим.

То ли еще будет ой-ой-ой!
Вы просто не видели дашьнейшего развития событий...

А мне уже давали это читать.

И, скажу вам, никакого ЛОЛа тут нет...

Мне понравилось, тоже бы с удовольствием прочла продолжение.



А я не люблю затянутое начало. По мне так чем быстрее доберемся до сути, тем лучче

Язык неплохой!?
Постоянный повторы - они меня вообще убили - он он он он, его его его его. Ни одного имени, ни одного синонима, только он она его её.
Сюжет - не обращая внимания на саму идею, многое остаётся не понятным, что значит перевоспитать душу? Как он её превоспитал? Ведь сюжет на этом строится, но об этом ни слова.
Постояные смысловые обрывы - когда не понятно о чём читаешь:

"тоже"- я не заметил ещё каких-либо темноволосых.

Зачем было вводить эти "бледные" щеки, звучит ужасно криво.

Не помешало чему? Да и само построение...... после "не с семьей" так и просится "а.....".
"Но в его душе остался неизгладимый след; ему показалось, что раскаленное железо прошлось по его сердцу, хотелось кинуться бежать, но он сидел так, прикованный взглядом к лицу неизвестного." Как "так" он сидел?

"Замерло - словно смыслось" - это интересно. "Загорелось желание" - он загорелся желанием ещё бы подошло, да и то в такой ситуации желанием не загораются, здесь просто хочется.
Таких мест огромное кол-во. Чего чего, а хорошего языка я убей не вижу.

Всем, конечно, спасибо за высказанное мнение.

от автора:

1. насчет ЛОЛа и перлов: сама понимаю, что есть ляпы. однако, вы \сами знаете кто\ могли бы отнестись к этому несколько более снисходительно, тем более, что это не последняя редакция - текст все еще в работе.
Ничего смешного тут нет. а если вам это весело - советую больше не читать и этим ограничиться.

2.Быстрая завязка: да, я не люблю долгой раскрутки сюжета. меня привлекает динамичное развитие. Изюминки в нем нет - согласен. весь кошмар - дальше)

3.Благодарен, что:
назвали начало интригующим))
рады приветствовать меня здесь)
проявили интерес к продолжению

4. А вот и оно:

...........О, тьма!!!
Автор понял, в чем дело: была выложена на песледня версия.........
Дико извиняюсь. Вот правильное начало)) ИСПРАВЛЕННОЕ:

Здесь гораздо меньше ЛОЛа. публично извиняюсь перед herrberger: да, наверху ужас с речевыми ошибками)

И не продай душу своя!
первый отрывок

Он пришел к себе домой. Мать открыла дверь, обрадованно заулыбалась и ласково обняла его. Ей исполнялось семьдесят два. Он поздравил ее и протянул подарок. Мать с улыбкой пропустила желанного гостя в дом, разворачивая обертку. Он подарил ей новые очки, о которых она долго мечтала. С детской радостью невысокая симпатичная старушка тут же надела их и расцеловала сына в обе бледные щеки: она была счастлива.
В комнате его ждала сестра - милая темноволосая девушка в шелковом мерцающем платье. Она кинулась к нему на шею и крепко обняла. Он был рад встрече, как никогда. В комнате были еще некоторые гости. Он знал их всех: его тетя, которая впервые позволила ему напиться, дядя, который рассказал об этом его матери...
Они сидели за прекрасно накрытым длинным столом, новорожденная во главе стола. Его мать была счастлива: семья не собиралась вместе уже два года, и он, наконец, бросив все дела, сам прилетел поздравить ее. Было много разговоров о прошлом, потом принесли праздничный торт с чуть дрожащими в вечерней полутьме огоньками свеч... они отпраздновали так, как никогда раньше.
Когда ужин уже был закончен, он говорил уже только со свей сестрой. Она ничуть не изменилась: осталась такой, какой он запомнил ее на ее двадцатом дне рождения. Тонкие губы и нежные черты лица. Большие черные глаза особенно выделялись на бледном лице, гармонируя с черными, как у него, волосами. Она всегда одевалась изящно и просто; сейчас на ней было синее платье. Сестра расспрашивала его о работе.
Ему было сорок два, и он уже достиг всего в жизни: честно зарабатывая свои деньги, он так умел распорядиться ими, что мать его никогда ни в чем не нуждалась и могла позволить порой себе купить что-нибудь “неприлично роскошное”. Он недавно получил новую работу, и поэтому должен был жить не с семьей, что, как ни странно, ему не мешало, а теперь не мешало и быть здесь, на дне рождении его матери...
Все было прекрасно в этот вечер.
Когда часы отбили полночь, все говорили о том, что он прекрасный человек и добился всего сам. Зашла речь о его душе: это, несомненно, сказывалось в его дяде выпитое вино.
- Да ты и душу свою как воспитал, посмотрите-ка! - говорил дядя, приподнимаясь и хлопая его по спине.
- Что ни говори, это так, - подтвердила тетя, придерживая пиджак мужа, чтобы тот не упал со спинки стула.
Он не отвечал на эти комплименты, скромно улыбаясь. Сестра, гордясь братом, весело смеялась. Ее лицо сияло чем-то проникновенно высоким и теплым, точно ангельским.
- Ты, наверное, любую бы душу так перевоспитал! - не унимался дядя, любивший рассуждать на разные философские темы, особенно те, в которых ничего не понимал.
- Наверное, - он отпил вина из бокала и с удивлением и восхищением отметил про себя, какое стекло прозрачное и чистое, как светло горят свечи.
- И душу дьявола тоже? - разгорячился дядя.
- Что ты такое говоришь! - Встрепенулись мать и тетя. - Как можно!
- Все то ты любишь рассуждать о том, что не должно понимать обычным людям! - несколько религиозная тетя резко осадила мужа и убрала бутылку с вином со стола, хотя ей отчего-то тоже был интересен его ответ.
Он задумался, не отрывая взгляда от сверкающей поверхности вина в его бокале. Вопрос, действительно, был очень и очень интересный. Долго он взвешивал все варианты ответов и, заметив, что родные все-таки с интересом смотрят на него, произнес, пожимая плечами:
- Да.
- Да? - переспросил кто-то у него за спиной тихим хриплым голосом. Показалось, что вокруг все наполнилось огнем. Ледяная капля пота упала с его щеки на стол. Все вокруг замерло, словно смылось, словно происходило предельно медленно по сравнению с его движениями. В нем загорелось желание обернуться, но было страшно. Что-то, что было за ним, за спиной, было самым опасным в мире, он чувствовал это всем телом. И все же разум победил страхи, и он повернулся.
За его спиной стоял высокий человек в черной длинной одежде. Его короткие волосы, разметавшиеся в разные стороны были похожи на тлеющие угли: они то чернели, то отблескивали хищным алым огнем, то покрывались золотистым блеском. Лицо пришедшего было очень красивым, словно олицетворяло красоту, чистую и непорочную. Губы были бледны. Но было в этом лице то, что пугало и заставляло жаться к земле, чувствовать себя прахом. То, что заставляло бежать и не давало пошевелиться. То, что съедало живьем, сжигая изнутри, словно ненависть и боль. Что-то сильнее всех человеческих эмоций, что-то сильнее самого страха. Что-то, что нельзя ни с чем сравнить.
На миг их взгляды встретились, а потом появившийся опустил глаза.
Но в душе остался неизгладимый след; ему, так неожиданно вырванному из теплого мира семьи, показалось, что раскаленное железо прошлось по его сердцу, хотелось кинуться бежать, но он стоял так, прикованный взглядом к лицу неизвестного.
- Ты сказал, что исправишь даже душу Дьявола, смертный. Выполняй же тобою данное обещание! И да будет тебе уроком слова же твои, ибо смерть узнаешь ты, живым бывши; ибо кровь узнаешь ты, бывши мертвым; ибо прах узнаешь, не имея тела; а душа твоя с моею сольется. И да будет так, пока не простят высшие душу твоя, покрытыя пеплом и смрадом Преисподней. И крепче слово мое будет, чем клятва пророка, ибо слово твое, человек, на земли закон, и на небесах.
Неизвестный говорил, а его охватывал страх, но было поздно: пришедший сделал пару шагов вперед, и сразу, лишь сомкнулись губы, обронившие горячие угли слов, где-то прогрохотал раскат грома; вдруг пошел гулкий тяжелый ливень, молния ударила прямо в дом, прошла по стенам и, не причинив вреда им обоим, связала испуганного человека по рукам и ногам. Рубашка порвалась от ветра, разбившего стекла и трепавшего волосы. Все, кто ранее сидел за столом, пропали куда-то. Весь мир словно заволокло туманом, но он видел все очень четко. Неизвестный наклонился к нему и, словно разрывая его на части, ворвался в его грудь. Дикая боль пронзила тело до кончиков пальцев. Он закричал, но из-за ветра и грозы не слышал собственного голоса. Казалось, сердце сейчас разорвется от боли, пальцы впились в ладони, и маленькие ручейки крови потекли из-под ногтей. Он подумал, что его позвоночник сейчас сломается. Каждый позвонок что-то теснило изнутри. Словно все ребра перевернулись, сердце билось бешено, то вдруг останавливалось, то колотилось изо всех сил. Не хватало воздуха, а сил на вдох не было. Он думал, что сейчас задохнется или захлебнется, когда в его душу полилась непонятная ненависть, жгучая и неистерпимая. Черная зависть ко всему и желчь, которой нет конца, тонкими струйками просачивались в сердце. Картины древних битв и пыток ворвались в разум. Он думал, что виски сейчас треснут, но по венам только быстрее текла кровь, почему-то похожая на кровь тех, кого он убивал. Но разве он убивал кого-то? Нет, это не он, это тот, страшный, пришедший! Но теперь они - одно целое. А это значит, что он тоже убивал. Он постепенно осознавал, что его засасывает в какой-то круговорот неизведанных отвратительных чувств и неизведанных наслаждений. Точно река крови неслась вокруг него жизнь, и он переставал видеть в ней смысл. Его раздражало то, что он не может смести с лица земли все то, что видит, что не может разрушить ненавистное ему. Неистерпимое желание насладиться всем на этой земле наполнило грудь. Он испытывал потребность убивать и насиловать. Казалось, все, что он имеет - ничтожно, что ему нужно больше, что ему нужно - все! Ему нужно все и любой ценой. И наплевать, что там, наверху, кто-то есть! Наплевать на суд! Он сам устроит суд здесь, на этой земле! Он подчинит все себе, все будет принадлежать ему и пресмыкаться! В Преисподнюю ангелов! В Преисподнюю все человечество, на колени его!
Он сорвал с себя остатки рубашки и обозлившимися глазами посмотрел в зеркало. Волосы стали белоснежными - тело плохо выдержало боль. Но плевать на это. Он стоял посреди пустой комнаты, природа бушевала. Молнии то и дело ударяли в дом и проходили по его телу, но он только ухмыльнулся своему отражению, чувствуя непреодолимую жажду, которую ни с чем не спутает. Когда следующая молния озарила комнату, ее стены были забрызганы кровью. Он сжал кулак и ударил в зеркало. Маленькими кусочками стекло полетело на пол.
Его лицо исказила самодовольная улыбка, растягиваясь все шире и шире, пока он, наконец, не разразился душераздирающим смехом, леденящим кровь в жилах. Его лицо было переполнено спокойной злобой и ненавистью ко всему миру, который он с удовольствием разрушил бы.


Вы уверены, что хотитепрочитать продолжение ?

З.Ы.Извиняюсь за гадость: . Это на самом деле тире. подумаю, как исправить)

Придется GhostDog'y поднапрячься и выставить тире вместо " "

Tfeloo_Hy&Gfosaad,

Ох-хо-хо... Спина, радикулит и все такое... Да иду, иду, кхе-кхе...

Ethan,

Да. В конце концов, тема поднята довольно глубокая, интересно, как с этим справится автор.

Мне понравилось..))) С чувством написанно))))))))))))))))

и вправду очень быстротечно..
автару посоветовал бы не оправдываться своей неопытнотью а принять здоровую критику во внимание и работать дальше. успехов и все такое))

Итак, встречайте))) \зловредно хихикая\

продолжение! \мало кому понравицца что он натворил дальше) не волнуйтесь, это не самое страшное\

Проблема, кстати, поднятая, решена автором как обычно - через... в общем, по-левому.

отрывок второй

Он проснулся в своей кровати. Что-то жгло на груди. Подняв цепочку, увидел небольшой крестик, который уже оставил красный ожог на его коже. Он с ненавистью сорвал цепочку с себя и выкинул в окно.
Светило солнце. Будильник пикал как никогда раздражающе. Ему захотелось испытать чье-нибудь терпение. Сев на кровати, нервно сбросил с себя одеяло и задумался на несколько мгновений. Одевшись почему-то во все черное, пошел к зеркалу. В душе осталось неприятное и тяжелое ощущение ото сна, виденного им накануне. Он помнил, что сон начался, когда он ответил “да”, но не мог понять, что же он делал наяву после этого ответа. По отсутсвию машины понял, что дядя и тетя уехали. Тем лучше.
-Заяц, иди кушать! - услышал он веселый женский голос из кухни. Кажется, что его сестра всегда, с самого детства звала его Зайцем, он не обижался. Или нет? Но сейчас почему-то ему это не понравилось. Раздраженный, он пошел, все-таки мимолетом взглянув в зеркало: волосы были белые. Это показалось странным, но что-то в то же время говорило ему, что он знает причину, хотя вспомнить он не мог.
Он пришел на кухню. Хотелось вспомнить, как его зовут, но он не мог. Все, что он помнил, стало недоступным и расползалось неясными кусками мыслей, лишь только он пытался собрать воспоминания воедино. Он сел за стол и стал молча жевать бутерброд с ветчиной. Покончив с ним, приступил к красной икре. Говорить не хотелось.
-Почему ты молчишь? - спросила его красивая соблазнительная женщина лет на пять его моложе, стоя у стены. Ему понравились ее темные волосы, они были в его вкусе.
-А что? - неохотно, словно делая всем одолжение, ответил он.
-Не знаю. Видимо, ты сегодня в плохом настроении. Я буду к вечеру.
И она, помахав ему рукой, вышла. Кто она? Его сестра? Жена? Любовница? Последний вариант устраивал его несомненно. Даже если и нет - дело за тем не станет.
-Какой-то ты сегодня странный! - заметила старушка, юлящая около плиты. -Что с твоими волосами?
-Так, - недовольно буркнул он. Окончив завтрак, свалил посуду в раковину.
Старушка чему-то удивилась.
-Помой, - сказал он ей. На ее лице изобразилось искреннее удивление. - Да, и сними эти дурацкие очки, они тебе совсем не идут.
-Но ты же сам...
Ее голоса он уже не слышал: ушел к себе. Заправив постель, огляделся. Комната очень даже ничего. Но что-то нужно поправить... Он хотел что-то вспомнить... Он хотел вспомнить имя!
Быстро роясь в бумагах, отыскал паспорт. Сладостная секунда предвкушения, и разочарование: пустые сроки. Ни точки чернил. Странно. Он отыскал права и все, все документы, которые только могли быть. Все пустое. И подписи его нет. Как ни странно, подпись свою он помнил. Но его ли она?
Положив на стол белый лист бумаги, взял толстый красный маркер и провел пару линий. Нет, он не помнил. Тут он заметил, что маркер течет, и его пальцы запачкались в чернилах. Быстро откинув маркер на стол, вытер пальцы платком. Лист полетел на пол.
Белая бумага, забрызганная алыми чернилами, полетела на пол, перевернулась и вдруг словно озарение нашло на него: он увидел в беспорядочных красных пятнах одно слово - “Люцифер”. Ему оно показалось очень знакомым. А потом он решил, что это и есть его имя. Да, это точно оно. Он вспомнил. Он улыбнулся, словно замышляя что-то.
Дикое отвращение вдруг наполнило его сердце. Эта странная злость и беспричинная раздраженность все недолгое утро искалу, куда выплеснуться, и вот, наконец, нашли объект: ему стало противно оттого, что какая-то старуха что-то делает в его доме.
Сознание его шатко колебалось между реальностью и сумасшествием. Он вышел к кухне снова, остановившись перед незакрытой дверью: она там возилась, как ненужная муха на баночке с вареньем. На его баноске с вареньем. Она была лишней, не нужной в его мире. В его мире! Зачем эта вошь место занимает? Зачем? Ничего не делает. Пустое место. Нужно от него избавиться.
Открыл дверь; пронзающий мозг скрип. Дрожь пробежала по всему его телу от отвратительного звука, пальцу сжались в приливе злости. Пройдя по ковровой дорожке, он придирчиво заметил, что она немного пыльная. Вот притащится домой вечером та девчонка, он ее заставит весь дом вылизать...
Вошел: все тепло и по-домашнему. Он болезненно закрыл глаза и сжал кулаки, чтобы не разбить что-нибудь в порыве ненависти. Он пытался сдержать эту злость в себе, но это плохо удавалось, потому что чем больше он пытался не выпускать эту, словно наболевшую, ненавистную желчь, раздраженность, ярость, тем более она рвалась наружу, принимая не форму чувства, а форму действия.
Старуха его не заметила: видимо, он подобрался слишком тихо, хотя он и не собирался прятаться. Он оглядел кухню. Глаза искали что-нибудь подходящее, отвергая предмет за предметом. Ему казалось все, что еще ничего не решено, словно он только еще думает об этом. Но на самом деле это было реальностью и руки его беспрекословны выполняли все действия. Все было давно решено. Решено им.
Тарелка...
Вилки...
Нож...
В лезвии ножа сверкнуло отражение его глаз, точно глаз человека без души: они хищно сверкали, не выражая ничего. Подойдя к столу, он почувствовал, как пальцы обвивают прохладную ручку ножа. Она была металлическая, удобная...
Он подошел к старухе и с молчаливой настойчивостью изо всех сил вонзил нож ей в спину. Удар пришелся ровно в позвоночник; рука не дрогнула, она легко и быстро опустилась: старуха тут же осела на пол, измазав его брюки кровью.
Лужа на полу растекалась медленно. Красные пятна покрыли наточенный металл. Он с большим вниманием рассматривал все это. Тело скрючилось, точно эмбрион в утробе матери, который вынули и который теперь истекает тою кровью, которая должна была стать его жизнью. Ему слышался хрип, но это только воздух неровно выходил из сжатых, разрезанных наискось легких. Он вынул нож и положил на стол. Кровь потекла быстрее. Разочарование легкой тенью проступило на его восковом лице: брюки все-таки были испачканы. Со злости он пнул ее ногой. Ему захотелось непременно, чтобы он вся сейчас загорелась, сгинула в огне... ненависть пылала в нем, не найдя в этом убийстве выхода себе. Он быстро развернулся и с отвращением вышел на улицу.
“Люцифер...” - повторил он про себя. Да, его так зовут.
Он шел вперед по утренней, озаренной светом белого солнца улице. Что ему нужно для начала? Деньги. Много денег.
Вот оружейный магазин - подходящее место. Люцифер зашел. Он спросил пистолеты. Продавец предложил ему один. Зарядив пистолет, он поробовал прицелиться: приятная тяжесть ощущалась в руке. Он выстрелил в продавца, кровь брызнула в воздухе, и тело упало где-то за стойкой. Выбрав пару пистолетов, Люцифер вышел, повесив на дверь табличку “Закрыто”. В кейсе, вынутым из-за кассы, он унес все деньги. Этого хватит на первое время.
Немного побродив по городу, он пошел домой. Дома перекусив, он молча расселся в кресле в гостиной и стал ждать, когда же придет та девушка, которую он видел с утра. В его голове роились разные странные мысли. Он все никак не мог понять, кто же она, но что-то говорило ему, что скоро будет все равно. Скоро все будет все равно, потому что он собирается устроить тут то, что творится у него дома уже много веков. Аминь.



Спасибо за пожелание успехов)

Автор сейчас дописывает просто утопическую эпопею, поэтому ему немножко не до рассказиков таких маленьких)а критику принимаю)

Ethan, не тяни с продолжением! Выложи до конца, и, думаю, наконец подут дальнейшие комментарии! =)

Автор понимает, что второй отрывок комментировать сложно, поэтому решил сразу выложить и третий. вот он.

Отрывок третий

Он ждал ее уже час. Она все не шла. Он начинал терять терпение, и тогда его мысли пошли гулять по просторам мира, придумывая, с чего еще можно начать. Хотя, начало уже было положено - тело лежало на кухне. Он подумал, что для осуществления всего его замысла - создать на земле подобие его дома, - ему следует разобратся с центром сопротивления ему - с Ватиканом. И да падет это священное это место в Преисподнюю!
Что ему нужно для этого? Ему нужно оружие, что сможет уничтожить Ватикан. Уничтожить их последнюю надежду их же оружием...
По его лицу растеклась, словно разрезав воск его черт, довольная ухмылка, от которой становилось не по себе и холодок пробегал по телу. Его паучьи тонкие пальцы впились в ручки кресла. Люцифер поднялся и пошел к себе в комнату. В его гениальной голове появился план.
Войдя в комнату, он распахнул шкаф. Черные брюки, черная рубашка, не застегнутая на верхнюю пуговицу, черные сапоги, неизвестно откуда у него взявшиеся, и, наконец, черный длинный плащ. Его глаза хищно сверкнули, словно огонь вырвался из них; волосы растрепались, словно белое, едва колеблющееся пламя. Он посмотрел в зеркало изподлобья. Улыбнувшись самому себе, вложил пистолеты в старую черную кобуру на поясе.
Люцифер вышел на улицу и твердыми шагами, изподлобья смотря на мир, не принимающий его, мелькающий вокруг, пошел вперед по улице. Он точно знал, куда надо идти, твердо ступал на серый асфальт и ни тени сомнения не было в нем. Вот уже показалось старое здание в готическом стиле. Его передернуло, и все же он пошел вперед. Окна начинались слишком высоко - выше, чем мог достать человек изнутри.Им овладело предчувствие удовольствия. Огромные резные двери были открыты нараспашку. Маленькая дверь внизу, через которую обычно входили внутрь, была на этот раз закрыта. В здании было много народу - видимо, шла служба. Его это обрадовало.
К нему подошла миловидная старушка. На ней был светлый мягкий платок и серое старое пальто, от каких, кажется, пахнет детством.
-Простите... - дрожащим голосом обратилась она к нему. - Я не опоздала?
-Нет, вы как раз во время, проходите.
Он пропустил ее вперед, обрадованная, она просеменила по ступенькам наверх и зашла, сев где-то сзади.
Люцифер тоже поднялся по ступенькам. Длинная изломанная тень скользила за ним, плащ колыхался по ветру. Последняя ступенька осталась позади. Он одел перчатки, взял двери за края и с нечеловеческой силой стал закрывать их. Люди обернулись, но было поздно. Черный силуэт скрывался в полоске света, становившейся все меньше и меньше.
-Miserere... - пел на высокой ноте хор.
-Beati, quorum tecta sunt peccata! - громким низким голосом сказал он. Словно гром прогремели его слова в высоком пространстве зала. Тщетно люди хотели кинутся к выходу - двери захлопнулись. Скрипя, тяжелый засов опустился на двери снаружи. Люди пали на колени.
-Miserere... - гремел хор. Яркие пятна мозаики прыгали по полу и по одежде. Люди в белом повернулись на восток и тоже опустились на колени. Они шептали молитвы...
Стоя на улице, он отпустил засов и, отойдя от здания, достал бутылку спирта, заранее купленную им. Он открутил крышку и, достав платок, заткнул им горлышко бутылки, оставив небольшой кусок белой ткани. Люцифер достал зажигалку и, когда пламя схватило белую ткань, размахнувшись, запустил бутылку в окно.
Разбилось стекло. Вместе с осколками в зал влетел огонь. Он разлился по полу. Алые языки отливали кровавым светом на золоте икон, на полу. Кто-то закричал. Пламя обнимало полотна, плавило золото, охватывало колонны. Через три минуты все было в огне.
-Miserere!.. - гремел хор под треск искр и крики. Наконец огонь дошел и до хора: что-то упало внутри, и пламя вырвалось сквозь стекла наружу. Алеющие языка поднимались все выше и выше, пока все здание не покрылось золотом их сужающейся оболочки. Погибая в пламени, кричал орган; хор пропел что-то, грозно и высоко. Что-то торжественное и огромное пел он, набирая больше и больше силы, чтобы, когда уже падали древние своды, в величии своем замолчать навек. Голуби поднялись с крыши и полетели в небо.
На ступени упал крест. Он горел; сверкнув золотом в последний раз, крест вонзился в ступень, перевернувшись.
Люцифер улыбнулся и, развернувшись, пошел вперед по улице.

Ну пожалста, напишите комменты!)
С уважением, автор.

второй отрывок:
первая половина очень атмосферная получилась. интересно и захватывающе хотя и предсказуемо но предсказуемость это не всегда плохо) тут она очень в тему. начиная с убийства матери и до самого конца темп слишком быстро и неоправданно наращивается. получается скомкано и некраисво...

третий:
он вроде как не помнил даже как его зовут и действовал только по ощущениям желаниям убить? убил оружие? оружие... а тут вдруг бац и сразу надо разобраться с ватиканом... холодок робегал по телу... по чьему телу?
слово "гениальный" говоря о дьяволе как-то не уместно.. я не к тому что он должен быть туп просто "гениальный" это помоему чисто человеческое свойство... хотя...
церковь ка я понял католическая?
я не совсе знаком с особенностями внутреннего убранства католических церквей и следовательно могу ошибаться но мне кажется что "золоту икон" там не место...
конечно надо редактировать (а про опечатки молчу)
все))
пиши ещё - интересно!))

всё хоршо, только вот несколько подробностей, которые "режут ухо"... Мне к счастью моему приходилось быть в готическом соборе, и я никак не мойму где он там ступеньки нашел?... Потом... Там НЕТ полотен! Там всё каменное, деревянные только скамьи. Колонны, пол, стены... Это всё просто по определению не может загореться от бутылки.... Вот представь себе всё описанное допустим здесь...







а... и еще... окна там все мозаичные, сомнительно, чтобы можно было туда бутылку пропихнуть... хотя... он же Люцифер....

Всем спасибо, над процессом приведения всего этого ближе к реальности работаю в данный момент.
Насчет церкви: она не католическая, просто нужно убрать оттуда все конкретные признаки - она обобщенная.

Отрывок четвертый
Раздался звонок в дверь.
-Сама откроешь, - развязно ответил он.
Дверь действительно открылась, и показалось приятное лицо утренней девушки. У нее в руках был мокрый зонтик, а на ней самой - мокрое пальто. Было пол двенадцатого. Удивленно оглядываясь, она повесила пальто на вешалку и заглянула в гостинную, где он сидел, попивая кофе, положив ноги на стол. Ей показалось очень странным то, что он был во всем черном, чего в свеой жизни он никогда не допускал. Это странно контрастировало с его белыми волосами. И он так и не объяснил ей, почему они у него вдруг белые. Ей вспомнилось утро того дня. Да, он определенно не в себе.
-Заяц, привет. Ты все еще не в настроении?
-Да нет, вроде все нормально.
-Ну, я рада, - он села напротив него и посмотрела ему в лицо. Он сильно изменился. В нем не было прежнего человека. - Как прошел день?
-Отлично: пара убийств, один поджег...
-Хватит, - испуганно посмотрела она не него, - меня не интересует, что произошло в городе, меня интересует, как прошел твой день.
-Так же, как и день города, - он отпил кофе, зрительно наслаждаясь формами девушки.
-Ничего не понимаю.
-Тебе и не надо.
-Не хочешь говорить- так и скажи.
Они замолчали. Она чувствовала себя странно, словно на очной ставке, словно он допрашивал ее, словно он был здесь главой чего-то неведого, правителем, перед которым все преклонялись. Он и правда держался крайне легко и властно.
-Ладно, детка, принеси мне еще кофе.
В ужасе от такого обращения, девушка молча взяла из его рук чашку и пошла на кухню, качая головой, ничего не понимая.
-Извините, не прибрался, - холодно сказал он.
-Что ты сделал с ней, зверь?! - она буквально влетела в комнату и кинула в него чашкой. Ее лицо было заплакано, волосы растепались, он от этого она была только еще более красивой. Было видно, что девушка в отчаянии, в руке она сжимала нож. Еще миг, и она кинулась на него. Он встал и, поймав ее руку, сжал так, что нож выпал из ее пальцев.
Вмиг его губы прикоснулись к ее, трепещущим, влажным и мягким, и стало все равно, она смутно почувствовала, что он больше не ее прежний брат. Все смешалось, и время и пространство. Она помнила, что он кинул ее на пол и схватил за одежду и волосы, затащил в свою комнату, словно паук запутавшуюся в паутине бабочку, беспомощно и трогательно пытающуюся вырваться. Но его паутина была крепка, и девушка тщетно пыталась кричать: находясь рядом с ним, она чувствовала, что ее желания подавлены, что бесполезно даже думать освободиться.
Хрустящий звук разрывающейся одежды. Он чувствовал жар, какой испытывал во время тяжелой болезни. Он понимал, что делает, и наслаждался этим. Помимо его воли она все-таки слабо закричала. В ответ он только оскалил на нее свою хищную улыбку. Она заметила, что на нем нет креста и, схватив с попавшегося под руку стола серебряное распятие, припечатала крест к его спине.
Он взвыл, не совсем человеческим голосом издал сдержаный вопль, переходящий в рычание.Однако это не только не остановило его, а, наоборот- только прибавило азарта. Девушка выбивалась из сил и вскоре лишилась последних. Сопротивление было сломлено: ее волосы разметались по подушке, его бледное лицо нависло прямо над ней, его губы покрывали ее шею и плечи прожигающими поцелуями, но то была только нежность хищника, который заранее знал, что насладившись жертвой вполне, бросит ее останки на дороге, даже не оглянувшись.
Время, возродившись, замерло. Его руки скользили по ее телу, и она ничего не могла с этим сделать. Понимая весь ужас ее положения, она все же получала удовольствие от этих прикосновений. Понимая, что ее затягивает в омут, где ктроме мучений ничто не ждет ее, она, позабыв обо всем, падала все быстрее и быстрее. И была какая-то неописуемая радость в этом падении, в этой беспросветной бездне, куда он ее затаскивал. Она давно не сопротивлялась - он завладел не только ее телом, но и душой. Ее пальцы непроизвольно гладили его плечи и теребили волосы, она жадно искала его горячие губы.
Люцифер торжествовал. Он наслаждался утренней девушкой еще долго. В нем накопилось много ненависти и силы, и он искал, куда выплеснуть излишки ощущений. Нет, он, конечно, не любил ее. Он презирал ее за то, что она не стала сопротивлятся ему до последнего - он не знал, что ее силы иссякли раньше, чем он ожидал. Он ненавидел ее за то, что она кинулась на него с ножом. Но теперь ему было все равно - он спокойно делал то, что хотел, и она находилась в полном его распоряжении.
Мир изменился для нее. Свет стал тьмой, тьма - светом. Жизнь потеряла привычный смысл, открывая все новые и новые свои незведанные стороны, и он, не останавливаясь ни на секунду, уносил ее вглубь темного огня животных инстинктов, давно невидимым пламенем горевшего в ней.

Если еще что-то бросается в глаза - напишите, у меня от частых проверок ощущение пропало.

прост наши церкви в готическом стиле не строятся....
Was added in 5 minutes 40 seconds:
ой как прикольно всё закручиваецца

Отрывок пятый и последний

Яркий луч солнца пронзил шторы комнаты и осветил ее обнаженное тело. Человек стоял около окна в своей черной одежде и курил. Странное чувство овладело им. Не то сожаление, не то недовольство собой. Он не мог понять. Но главное, он не мог понять, как в него закралось это чувство.
Он посмотрел на улицу. Не почувствовав ничего, рухнул на кровать. Закрыл глаза. Что-то странное вдруг перевернулось в нем. Воспоминания нескольких прошедших дней вонзились в виски и составили всю его память, множество раз повторяясь, точно по замкнутому кругу.
Нож... пистолет... церковь... крест... сестра... распятие... утро... крест... утро... мать... сестра... церковь...
Он в ужасе вдруг осознал, что в нем и что произошло. Он не открывал глаз, не зная, что ждет его. Он не мог все это сделать, значит его душа слилась с... с Его душой... В страхе хотел перекреститься, но пальцы не слушались. Бессильно опустил руку, так и не в силах открыть глаза.
Он не мог понять, почему так относится ко всему. То, что он сделал, было так предельно просто, что он не мог понять, как такие ужасные, отвратительные вещи с такой легкостью уложились в его голове.
Ему вдруг вспомнилось что-то, чему он действительно ужаснулся. Он вспомнил то, что он сделал прежде, чем был отправлен в ад. О, ужас:он думает о Нем как о себе. Как его звали, как звали человека? Он забыл, помнил только Его имя. Что делать? Что делать? Его, казалось, взорвали изнутри, сердце раскололось; то, что произошло с ним в ту ночь, когда он поседел, показалось ему игрушками, потому что никакая боль физическая не могла передать той боли, которую он чувствовал. Видимо, вся логика преступлелий и весь ужас все же не так просто укладывались в его голове. Закрыв лицо руками, он не знал, что сделать с собой. Такого, как он, нельзя пускать на землю. Он не должен был говорить так в тот вечер, хотя он не должен был и противостоять божественному величию, как он сделал однажды, за что и был отправлен в Ад...
Ад! Это единственное место, где он не сможет причинять боль остальным, где он будет не в силах что-либо сделать. Это  выход, выход единственный и верный.
Но отчего сестра так долго не просыпается? Он невольно вздрогнул от упоминания о сестре и плечи его затряслись. Что делать и что чувствовать? Он не знал, где его чувства правдивы, где кончается ложь и начинается истина.
Он когда-то где-то читал, а, может, он узнал это вдруг, что если грешника на земле придадут суду и он станет мучеником, ему прощаются грехи. Простят ли его? О, нет! Как это можно простить? Не выдержал и открыл глаза. Чувствовал себя отвратительно, ощущал свое тело и хотел избавиться от него. Голова горела, руки тряслись его охватила лихорадка. Лицо его было ужасно: раньше прекрасное, сейчас оно отразило на себе все те пороки, которые он когда-то принял. Он чувствовал грех в каждом своем движении.
Через силу, удивительно чутко ощущая, как сердце разрывается на части, он повернулся к телу, лежащему на кровати. Оно было мертво. Что-то внутри него шепнуло: “Разрыв сердца.”
Он упал на колени и зарыдал. Волосы его расрепались, пальцы впились в пол, ногти царапали паркет. Слезы катились по его щекам, но от этого, понимая как он жалок и беспомощен, он только больше чувствовал отвращение к себе и бесконечное сожаление.
Прости меня! Прости! Прости меня, я не хотел! Прости меня!  кричал он, но тело не отвечало. Он закричал изо всех сил, он хотел вложить в этот крик все, что мог, чтобы не чувствовать боли, которая пришла, потому что он понял, что хотел этого. Он хотел, чтобы так произошло.  Я признаю, я хотел этого!  выкрикнул он срывающимся голосом, закрывая лицо руками.  Прости меня! Прости! Я виноват! Я понял, я виноват, прости меня! Прости!  он сорвал голос и почувствовал усталость. Прости!
Не думая ни о чем, он одел ее, завернул в одеяло и понес на кладбище.
Он не помнил, как добрался туда, где взял гроб и лопату. Бережно положил ее, поправил ее красивые, темные волосы, мерцающие на свету. Он хотел наклониться и поцеловать ее в лоб, но только посмотрел на все еще прекрасное лицо, не обезображенное смертью, на закрытые глаза... На ее щеку упала его слеза.
Он закрыл крышку и закопал ее, тяжело бросая землю на темную крышку, с каждым броском исчезающую в веках. Выкопав куст ромашки, растущей неподалеку, он посадил его в свежую рыхлую землю. Белые цветы колыхались от ветра, и он искренне верил, что они приживутся.
Он выпрямился. С его щек текли слезы. “Мои слезы  только вода,  подумал он.  Они ничего не значат, они не нужны тебе. Ты никогда не простишь меня, как и...  он хотел сказать мама, но в горле его пересохло, из глаз быстрее потекли соленые капли, и он сказал:  она...”
Побежал, запутавшийся в мыслях, домой. Вбежав в этот проклятый дом, он поднялся по лестнице точно в тумане. Дойдя до стола, открыл ящик.
Только один выход, только один...  твердил он. Достав из ящика пистолет, он вышел на середину комнаты.  Прости меня!  крикнул он глухим от слез, севшим голосом.  Прости! Я виноват, но я понял, я могу... нет, я не могу ничего исправить, я только могу помочь тем, кто будет после меня. Прости! Умоляю, прости!  чувствуя себя сумасшедшим, кричал он, словно находя в этом утешение и тут же говоря себе, что для него нет утешения. Не замечая, как вышел на улицу, он все еще говорил что-то. Потом замолчал, но в мыслях своих он все еще кричал, умоляя простить его. Все внутри горело адским огнем, сердце колотилось так, что готово было разорваться, расходилось по швам и трещало, как когда-то мягкая и гибкая, а теперь высохшая и черствая пластмасса.
Он бежал по странно знакомой улице, и вдруг оказался у пожарища. Тогда он понял, куда прибежал. Это была церковь. Крест, никем не вытащенный из ступенек, все еще торчал одиноко. Пистолет выпал из его рук. Простая пуля показалась ему слишком маленькой ценой для того, чтобы искупить хотя бы маленькую часть одного его греха. Он шел к кресту, воткнутому в ступеньки.
Все внутри переворачивалось, разрывалось и терзало его душу. Но его ли это была душа? Он сомневался, но он хотел ее спасти. Подойдя к кресту он почувствовал ужасную боль. Ему было ясно, почему он чувствовал ее  потому что в нем была Его душа. Он вдохнул побольше воздуха и взялся за рест. Руки обожгло так, как если бы он дотронулся до раскаленной магмы. Кожа зашипела, и боль пошла по нервам, но он не обращал внимания на боль. Слезы текли по лицу, он стиснул зубы. Крест медленно выходил из камня. Металлический узор ломался, но он упрямо вытаскивал крест. Боль усиливалась, словно тысячами раскаленных крюков тянуло кусочки души в разные стороны, но он тащил этот большой золотой крест. По рукам потекла кровь.
Он закричал от боли, и крест вылетел из ступенек. Взвалив его себе на спину, пошел наверх. Кожа плавилась, что-то воткнулось в позвоночник, но он шел. Дико крича севшим голосом, он поднимался все выше и выше. Дойдя, наконец, до того места, где должны были быть двери, он прошел вперед. Он не думал о боли, он не думал о себе. Он знал, что должен донести этот крест. Не заметил, как пошел дождь...
Наконец он оказался в центре пепелища. Вокруг попадались закоптелые камни, деревяшки, лужи крови. Он остановился и поставил крест на бывший пол. Ветер подкатил к нему маленькую трубу от органа, он не заметил и этого. Подняв крест обеими руками, плохо различая его из-за слез и ливня, он резко опустил его. С визгом и скрежетом золото вонзилось в камень, и камень треснул.
Вмиг его ослепила вспышка молнии, и белый разряд, извиваясь и грохоча, ударил в крест и прошел по нему. Боль исчезла, исчезли все ощущения. Он смотрел на небо, лежа под крестом. На него падал дождь...
Прости меня...  прошептал он одними губами.
Глаза закрылись, он перестал дышать, его сердце остановилось, а потом разорвалось.

Он открыл глаза и сел в холодном поту на кровати. Лицо его было, как всегда, красиво. Откинув одеяло, он посмотрел на календарь. Со дня рождения его матери прошло четыре дня. Он сидел у себя дома на кровати. Вчерашнее письмо от сестры лежало у него на столе. Она писала (он помнил), что все в порядке, мать здорова, она тоже, собирается замуж.
Дрожащими пальцами он набрал номер сестры.
Да?
Привет, как вы там?  еле выговаривая слова спросил он.
Все в порядке, Заяц,  прозвучал голос сестры.
А мама?  он вздрогнул, когда произносил это слово  “мама”.
Тоже , наделала пирогов, как обычно. Носит твои очки.
Приезжайте... завтра. Да-да, завтра. Ко мне. Я все оплачу.
Но ты же хотел накопить на новую машину. Так ведь?  удивилась в трубку сестра.
К...  он хотел сказать “к дьяволу”, но не смог: голос прервался не слушался, а по спине пробежала дрожь  Забудь. Приезжайте. Бог с ней, с машиной.
Хорошо.
Приезжайте завтра.
Договорились. Давай, пока.
Пока.
Он повесил трубку и вздохнул с облегчением. Подошел к окну и посмотрел на улицу. Его комнату осветило солнце. Он ощутил какой-то свет внутри себя, чувствовал себя легко, как никогда. Все казалось ясным, светлым и чистым. Он потрогал шею: рука его нащупала цепочку. Он достал крестик и радостно сжал его в руке. Кроме холода от металла он не испытывал ничего. Да... и, пожалуй, радость.
“Это все сон,  радостно подумал он, и стал одеваться.  Дурной сон. Как мне могло такое присниться?! Забыть все это. Кошмар, который надо забыть. Но забуду ли я его? Вряд ли. Но надо попробовать. Главное, мне все это приснилось. А ведь все было так реально... Ужасно...”
Его мысли прервались, когда он подошел к зеркалу. На его лоб свисали вместо смоляных черных волос белоснежные седые пряди.
21.08.04 НВ

Вот, собственно, и все. Конец. Гы)

Я ДИКО ИЗВИНЯЮСЬ за повторные глюки.... ну никак мне с ними....

Кстати, не подскажете, это будет очень нескромно открыть темку по своему личному творчеству? Я просто только что дописал книгу... хотелось послушать мнения. и по стихам тож... открыть или не стоит?

Ethan, за глюки не беспокойся, я их уберу.

О темах. Все в порядке. Я считаю, следует делать так: одно произведение - одна тема для обсуждения. Если твоя книга содержит больше 5 авторских листов, лучше создать тему, куда ты будешь выкладывать книгу, и отдельно - тему для ее обсуждения. Если тебе будет удобно - можешь собрать всю свю поэзию в одну тему и послушать мнения. Если стихи единичны, лучше оставлять их в общей теме.

Спасибо, конечно, но я был бы еще очень признателен, если бы кто-нибудь написал мне хотя бы что-нибудь таки о рассказе, выложенном выше
Хотя бы и плохое - все же мнение. А то... ых!

Мне итак по жизни не везет.
Ладно, закончил лирику.

Это очень нескромно создать тему для всего своего творчества? а то стихи не единичные, рассказ не один... а книга - 190 печатных страниц ворда, попробую отдельно тему для нее.....

и еще: что мне делать, если странички темок загружатся по 5 минут и иногда вообще не хотят никак отрываться? Просто в упор. это очень обидно и затрудняет мои возможности выкладываться и отвечать(

ЗЫ НУ ТАК НАПИШИТЕ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ! НЕ ПОВЕРЮ, ЧТО НА ЭТОТ РАССКАЗ НЕЧЕГО НИКОМУ ОТВЕТИТЬ.плииииз?

Was added in 3 minutes 42 seconds:

Ой, спасибо за помощь с глюками! Огромное!

а что писать?
средненький рассказ начинающего автора что-то понравилось (начало второго помоему отрывка) но я об этом писал что-то не понравилось (конец второго и третий отрывки) но об этом я тоже писал... четвертый местами похож на дамкий роман или даже детектив из тех что пишут донцова и иже с ней (хотя я читал подобные книжки только отрывками в метро через плечо или ещё где но говорить могу) хотя не на самое худшее их воплощение)
пятый - нормальный средний конец среднего рассказа).
я не запомнил ни фразы из него.

he. ge vara du ev omaiohe blabla
нет, ну и за это спасибо) мне есть к чему стремиться.=)

стопудово)

Ну что. так как больше не предвидится комментов и я все уже понял, закрываем темку, чтоб не болталась))

По просьбе создателя темы двери закрываются.