Строго не судите. Интересно прочитать чужие комментарии. Обсуждаем здесь.
Странно, но если смотреть в потолок собственной комнаты на протяжении 3 часов 26 минут и 42 секунд – начинает казаться что там что то изменилось. Можете мне не верить, но там определенно что то меняется. А позднее через каждые 74 секунды будут происходить новые и новые изменения. А через 23 раза по 74 секунды наступает полный unlimited. То есть как показания на кардиограмме – сначала линия прыгает, то вверх, то вниз, вверх, вниз. А в какой то момент превращается из ломаной в бесконечную прямую. Точно так же считая родинки на теле любимого человека вы никогда не сосчитаете все. Потому что невозможно сосчитать родинки на теле любимого человека. Это слишком долго. Процесс подсчета родинок перейдет в процесс подсчета поцелуев. А процесс подсчета поцелуев – в процесс подсчета вдохов-выдохов.
Гуляя вечером по улице я считала буквы «А» в номерах машин. .Странно но именно на 64-ой букве я поняла что хочу плакать. Почему на 64-ой? Для меня это видимо на всегда останется загадкой. Т-64 был основным советским боевым танком. В 1964 году умер Маршак. 16 октября того же года Китай провёл первое испытание ядерного оружия. Тогда же родился Мистер 47. Хм… Что бы это значило?
Наверно не стоит пить столько молока. От него начинается помешательство на числах. От него начинается помешательство на жизни. Если перед флюрографией выпить пакет молока многолетнему курильщику – анализы покажут, что легкие у него чистые, как у младенца. Поэтому я пью молоко и успокаиваю себя, что не умру от рака легких .
Так вот, на чем я остановилась? Вообщем на 64-ой букве «А» в номере новенького citroen’а
мне отчетливо захотелось разрыдаться. Вот так вот. Просто. При всех. Остановившись посреди улицы.
Но тут произошло неожиданное. Двое малышей, игравших в песочнице недалеко от злополучного citroen’а видимо предчувствовали моё желание и по сему решили исполнить его раньше меня. Ребята взвыли в один голос, чем сильно удивили своих мам, беспечно болтавших в стороне. Я решила удалиться с места происшествия. Как крыса с тонущего корабля. Дома меня ожидала ледяная ванна, пара плюх и бесконечные сети Интернета.
«Если сидеть и сжимать часы – время не остановится» - повторил Коля сам себе. А что еще можно делать сидя в зале ожидания аэропорта? Сидеть, думать и смотреть на часы… Думать. Черт, опять воспоминания… Но вряд ли всё могло пройти без них. Слишком необычной была эта ночь. Хотя… Всё с чем была связана Она всегда было необычно. Есть в Ней такая особенность – всё, к чему Она прикасалась, становилось каким-то… другим. Привычные вещи приобретали очень яркие оттенки её чувств и эмоций. И так было всегда… Ну, или почти всегда…
Глава 1.
Простые вещи…
Мои вещи всегда были простыми. Ну просто до глупости простыми! Порой даже обидно становилось. Потому что вся моя жизнь простая. Тут, наверное, стоит рассказать поподробней.
Родился в 1978 году в Москве. Как это было – не помню. Давно это было. И всё тут.
Папа – директор школы. Мама – биолог. Маленькая двушка в пятиэтажке всегда будет для меня идеалом дома. Уюта. Жизни.
Детство ничем не выделялось, как и я сам, собственно. Простое детство. Простое воспитание. Простая жизнь. Наверно и дальше всё было бы просто. Доучился бы свои 10 классов, поступил бы в институт (не в престижный, а в какой-нибудь простой), стал бы химиком и жил бы дальше своей простой жизнью. Может, учителем химии был бы. Нашел бы жену, родил сына и умер в окружении внуков. До 9 класса мне так и представлялось моё «светлое будущее». А потом всё изменилось.
В нашу школу пришла новенькая. Может вам и покажется удивительным то, что я говорю «в нашу школу», но это так. Обычно изменения в других классах были не так значимы для нас. Вы знаете, как это бывает в школе. Дружба и общение складываются в пределах одного класса. Ну, или в пределах одной параллели. У нас в школе имел место существовать второй вариант. Так наши 9 «а» и «б» классы знали друг друга, иногда гуляли вместе, устраивали какие-то концерты. Но это была не та дружба класса.
Так вот. В школу пришла новенькая. Для 7 «б» класса, который принял девочку, это событие не было чем-то особенным. А для нас, девятых классов, тем более это было не важно. На тот момент не важно.
Я хорошо помню тот год. И ту зиму. Это была настоящая русская зима. Ветер гонял такие большие хлопья снега, что казалось это не снег вовсе, а куски ваты кружатся над землей. Но ближе к вечеру белоснежные пушинки вдруг обращались в рой колючих иголочек, которые кусались и неприятно кололись. Прохожие бегали мелкими и очень осторожными шажками, что бы не дай бог не поскользнуться на зеркальном асфальте, который, как кажется, совсем не давно был серым и шершавым. Летом асфальт нагревался и стремился притянуть к себе коленки какого-нибудь неопытного малыша-велосипедиста, и наградить их живописными ссадинами. Зимой же асфальт куда опаснее. Блестящий и обледенелый, он прячет свои самые опасные и скользкие места под тоненьким и неприглядным слоем серебристого снега. Особенно такой ровненький снежок, похожий на блестки, привлекал маленьких детишек. Стоит невнимательной матери отвернуться – дитя тут как тут. Оглянулся на маму, и побежал рассматривать чудо чудное. А через мгновение – шлёп! – и любопытный малыш приземляется прям на мягкое место. Сидит и думает: «Хорошо, что мама надела на меня такие толстые штаны. Сижу тут, и не мерзну!» И вот она, блестящая крошка на земле. Теплые варежки брошены в сторону и ничего не мешает его исследованиям. Маленькая ладошка приземлилась и… прилипла! Вот тут то и пора вспомнить про маму, и поднять крик на весь двор. Коварный снежок не хочет отпускать. Все подняты на ноги, все кинулись спасать маленького.
И так каждый год. А в том году, пока ребята клеились ко льду – кто носами, кто языками, кто руками – я сидел под двумя одеялами и в трёх парах носок и считал минуты.
И считал минуты… Время близилось к четырем, но ничего не происходило. Мне хотелось было встать, забросить эту непонятную авантюру (а во что другое Она могла меня впутать?), и отправиться домой, подальше от этого ярко освещенного зала, где чувствуешь себя как на операционном столе, от этого отвратительного голоса, объявляющего рейсы… Рейсы! Как же я сразу не додумался! Поспешно встав и случайно опрокинув на себя неустойчивый бумажный стаканчик с кофе, я двинулся к табло прибытия, отряхивая испачканное пальто и проклиная того, кто придумал такие неустойчивые стаканчики.
Она позвонила неожиданно. Настолько неожиданно, что я молчал, кажется, дольше положенного. Я сразу узнал её голос. Номер не определился. Откуда она могла узнать мой телефон? Я спохватился, что до сих пор молчу, и что голова занята мыслями, которые в данной ситуации совсем не к месту. Надо было что то сказать. Пауза затягивалась. Она поняла, что я не знаю, что мне надо произнести, что я в замешательстве и не готов реагировать адекватно. Она заговорила сама.
- Коль, привет. Это…
- Света?
- Да.(я услышал её улыбку) Коля, мне нужна твоя помощь. Нам нужно встретиться.
- М-м-м… (умение говорить членораздельно куда то испарилось)
- Встреть меня в Домодедово. Завтра ночью, в половину пятого.
- М-м-д-а…Да, хорошо. Конечно!
Она хмыкнула и отключилась. А я всё сидел и слушал гудки в трубки.
3:18. В четыре часа прибывает два самолета. В 4:26 из Лондона и в 4:15 из Турции. Вернувшись к месту моего томительного ожидания, я сел и задумался.
- Ты знаешь что-нибудь про Лондон?
- Немного, – я соврал. Я знал о Лондоне очень много. Мой репетитор по английскому языку Галина Глебовна была в Лондоне. Она рассказывала мне про него столько, сколько можно рассказать в течении тех часов четыре раза в неделю за два года. – Очень мало знаю. Почти что ничего не знаю.
Я очень надеялся увидеть огонек. Когда Она увлекалась чем-то, или мечтала о чем-то – в глубине её зеленых глаз загорался огонёк. Некоторые называли это блеском. Я думаю, это не верно. Блеск глаз – это отражение света. А у неё всё было совсем по-другому. Огонек не был жалким отражением внешнего мира. Огонек был внутри её глаз. Это был маленький отблеск того пламени, что горело у неё внутри. Увы, тепло этого огня мне удалось испытать только один раз. Да и то… эх…
- Ну а что именно ты знаешь? – Она поверила, что я ничего не знаю, и уже чувствовала своё превосходство.
- Ну-у… Лондон – столица Англии…
- И?
- Э-э…Там есть башня с часами. – я почувствовал себя очень умным и великодушным, позволив ей увидеть меня чуть глуповатым.
- Эх, Пуфиков. Ничего ты не знаешь. Она называется Биг Бэн. Это одна из очень известных построек…
Она еще долго мне рассказывала про Англию, про Королеву, про настоящих джентльменов, про красивейшие улицы. Я не слушал. Я знал обо всём том, что она мне описывала. Но я не перебивал. А лишь смотрел на эти огоньки в её глазах, свидетельствующие о том, что она уже не школьница 7 «б» класса, поедающая мороженое на лавочке в парке с будущем химиком Пуфиковым. Она не здесь, не в Москве, а в Англии, на приеме у Английской Королевы. Я смотрел на её красивейшие глаза и думал… думал… и решился. Надо что-то сказать… Я должен ей сказать.
- Т…т…ты…
- А? – она еще пребывала в мечтах.
- Ты… мечтательница! – выдохнул я и улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.
Странно, но комплемент на неё не подействовал. Точней подействовал, но не так как я ожидал. Конечно, я и представить не мог, что она сразу кинется ко мне в объятья. Но такая реакция тоже не предусматривалась.
- Я? Мечтательница?! Да ты… Ты... Ты такой же как все эти зануды! Ты ничего не понимаешь…
Подтаявший недоеденный пломбир шлепнулся на землю. Она схватила рюкзак и ушла. Пломбир таял под лучиком солнца. Я чувствовал себя таким же расплюснутым пломбиром. Но, в отличии от мороженного, я совсем не чувствовал солнца…
Я совсем не чувствовал солнца. Конечно, на улице зима. Но всё же. Я смотрел в окно и видел ребят, играющих в снежки. Был мороз, но солнце сияло как летом. Но сияло не мне, а тем мальчишкам, которые гуляют на свободе. Расстроенный и опустошенный, я прижался лбом к стеклу. Как всегда неожиданно и удивительно вовремя за моей спиной материализовалась бабушка.
- Коленька, мальчик. Ну что ты к стеклу прилип? У тебя же температура! А стекло холодное. Застудишься, помимо насморка менингит заработаешь. Да и окна папа плохо утеплил. Отойди, милок, послушай бабушку.
Я нехотя слез с подоконника. Подоконники в нашем доме были широкие. Хорошие подоконники. На таких можно устраиваться вечерами и читать разные книги.
Ну где же Егор? Уже два часа. Уроки в школе должны закончится.
Егор – мой лучший школьный друг, товарищ и сосед по парте. У нас настоящая мужская дружба. И вот как раз эта мужская дружба и ведет его ко мне после уроков, когда я болею, чтоб рассказать последние школьные новости, дать задание и посидеть позаниматься какой-нибудь ерундой, непонятной для окружающих, но определенно важной для нас.
Но об этом позже.
И минуты всё текли. И чем чаще я смотрел на часы, тем медленней ползло время.
И чем чаще я смотрел на часы, тем медленней ползло время. Я уже завершил все логические цепочки и пришел к выводу, что Она никак не может лететь из Турции. Все оказалось очень просто.
Что ж, оставалось только ждать. Ждать и надеяться на лучше…