Этот микрорассказ я опубликовал здесь чисто для того, чтоб поделиться своими эмоциями… Эмоциями, которые далеки от эмоций туриста, приезжающего в Зону. Это эмоции человека, семью которого авария коснулась помимо его желания (как и всех в те дни).

Впервые я оказался на станции в декабре 2011 года, когда некий субподрядчик «Днепросервис» опубликовал в газете объявление о вакансии «официанта по обслуживанию VIP-клиентов». Звучало громко, но, как потом оказалось, это был просто большой мыльный пузырь.
Однако в семь утра, стоя в здании вокзала в ожидании посадки на электричку, я еще об этом не думал. Мысли мои были устремлены в другую вселенную. Так уж повелось, что вся моя семья была связана с ЧАЭС еще долгие годы. Деды были в руководстве (один дед – зам. директора, второй – начальник цеха дезактивации), бабушка, мама, папа – в общем, вся семья. Так что мое решение не стало неожиданностью, хотя я и не инженер, а просто гуманитарий.
Электричка мягко тронулась, и в предрассветных сумерках я пытался разглядеть ту грань, которая отделяет зону от «большой земли». К моему удивлению, этой грани не оказалось, точнее, она была, но очень расплывчатой. Осознание того, что электричка уже катится по ж/д-путям ЧЗО пришло тогда, когда увидел первую заброшенную ж/д-станцию. Пейзаж ничем не отличался от того, что я видел за городом – тот же декабрьский заснеженный лес, те же деревья. Разве что прогнившие крыши заброшенных сельских хат слегка контрастировали с густым диким лесом украинского полесья. Ехал я в компании коллег моего отца – инструкторов учебно-тренировочного центра ЧАЭС. Поначалу я, как и все в электричке, воткнул наушники в уши и попытался заснуть, однако отец мне мягко намекнул, что могу пропустить что-то важное и лучше бы мне не отвлекаться. Я так и сделал. Сначала я вел себя невозмутимо, однако уже при подъезде к станции все-таки не сдержался – отец сказал, что подъезжаем и указал на окно. В предрассветной мгле виднелись силуэты домов Припяти. Издалека город не казался заброшенным, разве что ни в одном окне не горел свет и это было, пожалуй, единственной вещью, которая могла бы насторожить человека, ни разу не видевшего этого места. В правом окне виднелась Припять, в левом – третья очередь ЧАЭС. А на горизонте – красная линия, венчающая восход. Все это было красиво и завораживающе. Я вертел головой то влево, то вправо, как идиот, папины коллеги сдержанно улыбались…
Дальше пошли формальности. На «Семиходах» пришлось ждать, пока охрана не пропустит всех работников и только потом не займется оформлением временного пропуска на меня. В результате пришлось в дальнейшем все делать бегом, дабы не опоздать на автобус. Тут выяснилась еще одна проблема – «Днепросервис» не удосужился обеспечить меня ни накопителем, ни сменной формой. В итоге пришлось одевать старую станционную куртку, которая висел в шкафчике на грязной зоне уже с 1995 года (молния у ее была сломана, застегнулся только на пуговицы, так что продувало меня немилосердно). В автобусе, который шел на промбазу (бывшая припятская нефтебаза), я выглядел как дурак – все в форме, а я в гражданской (!) обуви, гражданской (!!) одежде и непонятного вида куртке. Но все это меркло перед осознанием масштаба АЭС как объекта. Глаза мои явно не привыкли к такому буйству больших зданий. Все казалось крайне большим.
Приехали. Вид промбазы меня слегка опечалил – народу было мало. Крайне мало. Как выяснилось, так как был конец года, все уже разъехались по домам. До 9 часов ждали начальство. Потом разложили еду в отдельном помещении столовой и стали ждать «ВИП-клиентов». Ими оказались простые французы-работяги, которые работали на сооружении НБК и своим внешним видом никак не напоминали тех самых «випов».
Все гости расселись по местам и только я хотел сказать хотя бы букву «А», как вошли два фактурных француза, вывели меня из помещения и начали мне жестко объяснять, что я нарушил регламент пребывания на АЭС Украины и т.д., и т.п.
Он был прав, так как у меня не было не спецодежды, ни накопителя. Я его культурно направил к моему работодателю, которая накануне обещала мне все организовать. Однако, она сразу отмежевалась, мол, она меня впервые видит. Француз мне сразу указал жестом на двери, приговаривая «плиз, гоу ту «Семиходи». Я сказал, что мне нужно хотя бы минут пять, чтобы решить хоть как добраться туда. Позвонил отцу, тот сорвался из УТЦ и приехал на промбазу. На Лорана (а именно так звали того, кто мне указал путь домой) он мягко наехал. В итоге, мне дали машину и отправили к дозиметристам дожидаться первой электрички домой. Скучно не было – парни организовали и чай, и к чаю, и разговор. В общем, первая поездка у меня навсегда оставила двойственные впечатления. С одной стороны, меня довольно грубо кинули с работой, с другой – я стал хоть на пару часов ближе к месту, которое для меня является частью истории семьи.
Тремя годами позже я прошел собеседование во французский консорциум «Новарка» на должность переводчика в строительный отдел (бригада по сваям, работа в локальной зоне 4-го блока). Тягомотины было море – кипы бумаг, медосмотр в Киеве (полтора дня и горы анализов). Потом 40-часовое обучение в УТЦ ЧАЭС (первые три дня – в городе, затем два дня – на станции). На лекциях в УТЦ было порой неловко – моего отца там все знают, и каждый инструктор, завидев мою фамилию в списке, спрашивал, а не тот ли я «Андреич» и вглядывался в мое лицо в надежде поиска родственных черт. На учебе я был, наверно, единственным, который хоть что-то писал в тетрадку, остальным же было глубоко наплевать и они либо копались в смартфонах, либо нагло спали.
И вот – первый рабочий день. И он меня разочаровал. Я был предоставлен сам себе. Замечать меня начали только через неделю, до этого я удостаивался внимания начальника, который заявил, что меня переводят на вахтовый метод работы и на работу мне нужно аж в воскресение. Так как делать мне на работе было больше нефиг, то я со спокойной душой поехал на первой электричке домой.
Первый рабочий день вахты так же оставил двойственные впечатления. Как оказалось, такой будет вся моя работа в этой фирме в дальнейшем – полна контрастов. Началось все более чем увлекательно – поход в локальную зону, первые 30 микрозиверт дозы, которую принял мой организм, фото на фоне НБК и 4-го блока (на манеру «вот я на фоне саркофага, а вокруг меня - радиация»). Было дико жарко, июнь все-таки, спецовка была невыносимо неудобной, респиратор мешал нормально дышать, но все это меркло перед тем, что я достиг определенной точки. Наверно, я выглядел законченным идиотом, но я поднял глаза на небо и сказал тихо: «да, папа, теперь и я здесь». В дальнейшем, эту фразу я повторю примерно раза три или четыре: когда впервые окажусь в непосредственной близости от Объекта «Укрытие», при чем один раз – в полуметре от контрфорсной стены во время демонтажа датчиков вибронагрузки… Сама работа была слегка не той, о которой я предполагал – это и грязь по колено, и относительно высокие поля радиации (до 50 миллирентген в час), и легкое удивление от того, что мощный французский консорциум выдал нашей бригаде потрепанные жизнью КрАЗы (машины РАО), не менее потрепанный экскаватор «Атлас» 90-го года выпуска и буровая «Либхерр», которая имела вид откровенного хлама. Бальзамом на душу была компьютеризированная буровая установка «Лламада», которая своим внушительным видом и ревом двух мощных движком резко контрастировала с остальным хламом.
Контрастно было все – с одной стороны, неплохая организация труда, с другой – неряшливость в выполнении поставленных задач, дикая неорганизованность и куча ошибок, которая приводила к остановке работ…
Но все это мелочи. Это бывает со всеми. И я благодарю Бога за то, что могу сказать: «да, папа и дедушка – я здесь был. Да, мы – не вы. У нас тепличные условия и мы не передвигаемся бегом, как вы в 86-м… Но я все же горжусь. Горжусь тем, что смог хоть на ступеньку приблизиться к вам…»

Владислав Курочкин
09.02.2014
Славутич…